Babkov, Memories of Kostroma, 1941(1988).jpg
Все годы после войны Сергей Бабков продолжал жить воспоминаниями о военных годах. Они приходили ему во сне, он их возрождал в рисунках и на полотнах. Этот рисунок сделан по впечатлениям обучения в Ленинградском Артиллерийском училище. В своих дневниках художник пишет:
« О шестимесячном этапе обучения говорить не стоит – об этом можно сказать очень много. Кажу только, что условия были суровые, дисциплина жесткая. В первый период времени можно было подумать, что нас готовят скорее к штыковому бою, чем к стрельбе из пушек. Кроме того, училищное начальство нам бесконечно меняло специальности. Как бы то ни было, училище закалило, ожесточило, приучило подчиняться и приказывать. В общем, положило те основы, без которых армия не может существовать и быть дееспособной. Нас выпустили, присвоив звание лейтенантов и отправили на фронт…»
«Вспоминаю, как впервые передо мной выстроили взвод управления гаубичной батареи, которой я должен был командовать. Это были бывалые солдаты, прошедшие с западных границ через все окружения, испытавшие на себе все огни и медные трубы, все старше меня возрастом…Представляю себе, какими глазами они смотрели на желторотого птенца с лейтенантскими кубиками в петлицах, который должен ими командовать?!»
«Пожалуй, мое боевое крещение началось несколько раньше, во время обеда у командира батареи, который налили мне стакан водки, и я его выпил, сделав вид, что это для меня обыкновенное. Очень быстро я почувствовал, что голова моя превращается в деревяшку… Так стоял я и смотрел на своих подчиненных, вооруженных автоматами и карабинами, обветренными, кирпичного цвета лицами, и чувствовал, что мне им нечего сказать…
Я поздоровался и распустил строй. Потом знакомство с хозяйством взвода, посещение наблюдательного пункта, который оказался совсем не таким, как нам рассказывали в училище – и был просто ямой. Первые разрывы немецких мин, посвистывание пуль; а главное – передний край без окопов, а отдельный стрелковые ячейки, и одиноко бредущие фигуры…»
«Суточный рацион солдата сводился к двум сухарям, похлебке и чечевицы, 100 гр водки и куска селедки. Такой поек иногда пополнялся посгнившей картошкой, недособранной на полях с 41-го года, из которой мы пекли на листах из железа тягучие, серого цвета блины.
Одиночные фигуры этих солдат я и увидел впервые попав на передний край.
Естественно, что в результате такого рациона, люди быстро становились дистрофиками…
…В состоянии дистрофии чувство опасности отсутствует. У меня во взводе страшно боялся артиллерийских налетов наш пом.ком.взвод – здоровенный малый с хорошей выучкой сержант. Он всегда дожидался конца раздачи чечевичной похлебки, и подъедал гущу на дне термоса, который нам приносили из батареи на наблюдательный пункт; чем и поддерживал свой цветущий вид. Его страх перед снарядами и минами оказался не напрасным. Вскоре он погиб от осколка снаряда, попавшего ему в висок. Его смерть оказалась первым фактом предчувствия смерти, которое я, в последствии наблюдал не раз. Сейчас я глубоко убежден, что есть категория людей, у которых чувство опасности обострено, и они выходят из любых ситуаций целыми – это, так называемое солдатское счастье…»